Наше РадиоЮта: Любой кризис – толчок к росту!

20 июня Юта отметила свое тридцатилетие. Накануне юбилея певица рассказала НАШЕму Радио о будущем своего сына, о необычных поступках в жизни и том, почему она не стала балериной.

Давайте начнем с песни «Костры-мосты»: что вдохновило, и как Вы работали над ее созданием? 

Юта: На создание альбома «На краю» меня вдохновил ребенок, целиком и полностью. Родила ребенка, прошло где-то месяца два – и вдруг поперло со страшной силой. По две песни в день, только успевай записывать. И, честно говоря, плохо помню момент, когда она у меня появилась, потому что шел сумасшедший поток сознания. По-моему, как всегда, когда села за руль… Как только ребенок укладывался спать, у меня было свободное время для себя. Я спускалась в гараж, садилась в машину, отъезжала во дворик и сидела – занималась собой. Вот как-то так эта песня и появилась. Помню, что проблема с текстом у меня была, буквально перед записью. Я поняла - что-то не складывается. Неуверенность есть какая-то, которой быть не должно. И началось самое-самое мучительное для меня состояние. Казалось бы – и текст есть, и он уже спет сто раз, и уже ничего менять вроде бы не надо, а хочется. И начались несколько суток мучений. Ну, в общем, песня сложилась, и она очень много для меня значит.

Часто ли Вам приходилось сжигать мосты, как в песне поется?

Ю: Периодически такие этапы случаются в жизни, когда кризисное состояние… Любой кризис – это толчок к росту, к самосовершенствованию. Поганое состояние, ужасное состояние, ненавижу! Без этого никак – пока пинка под зад не получишь, ничего не происходит. Поэтому, с одной стороны, это очень хорошо, когда есть возможность порвать со всем, что тебя тяготит,  с другой - очень больно. Вот об этом и песня.  Расскажите, как ребенок реагирует на Ваши песни.

Может, узнает голос? И как он вообще реагирует на музыку?

Ю: Это потрясающе, но он узнает даже «Крылатые качели», которые я ему пела. Я его сажаю на руки, начинаю петь, и когда он слышит по радио знакомую песню, начинает кричать «МАМАМА». Он меня зовет не «мама», а «мамама». (Смеется). Или последнее феерическое, что было – это «маманя». Когда он сказал «маманя», я просто упала, рухнула под стол. «Откуда, - говорю, - ты этого набрался?» У него совершенно точно есть музыкальный слух. Тосенька, как мама, поет песни: «Тя-тя-тя-тя-тя-тя-тя» – изображает меня. Узнает на фотографиях, конечно, в клипах; по телевизору когда видит, сразу тычет пальцем – мое. Так что этот парень  – наш человек. 

Что он уже умеет говорить, делать? 

Ю: Недавно научился говорить «пень». Бабушка ходила с ним гулять и говорит: «Смотри, Тося, это пень». Он говорит: «Пенннь». (Смеется). Но он вообще сейчас что-то лопочет на своем птичьем языке. Последнее – это «Пынька-пынька-пынька-пынька». Что это такое - фиг разберешь, но ходит и постоянно повторяет: «Пынька-пынька». Причем  удивительно, как он с детьми своего возраста общается на площадке. Они говорят - фиг разберешь что, но друг друга понимают. Это для меня мистика.  

Вы бы предпочли, чтобы он пошел по Вашим стопам или выбрал другую профессию?

Ю: Мне, откровенно говоря, абсолютно все равно, кем он будет. Главное, чтобы ему было комфортно в той профессии, которую он выберет, и если у него математика попрет – ради Бога. Я ни на чем настаивать не буду, я буду смотреть, что у него лучше всего получается. Потому что примеров-то масса перед глазами. Моя хорошая подруга всю жизнь мечтала быть врачом – ей уже 32 года – а родители ее настаивали на языковом вузе. Она окончила иняз, знает три языка в совершенстве. И вот не прет ее, она по-прежнему хочет быть врачом, а время-то упущено. Очень обидно становится. Поэтому я дала себе обещание – не вмешиваться. Пусть он занимается только тем, что ему интересно. Конечно, родительские амбиции шевелятся, и мне хочется, чтобы он однажды вышел на сцену и саккомпанировал мне на рояле. Классно же, да? Но если ему это не будет нравиться – тогда зачем? 

Ваш папа играл на саксофоне, мама пела. Наверняка любовь к музыке передалась Вам по наследству. 

Ю: Конечно, мама огромный вклад внесла, потому что с самого детства таскала меня в оперный театр в Екатеринбурге. И мы пересмотрели весь репертуар. Я была как будто на другой планете… Просто сознание переворачивалось. А на концерты я к родителям не ходила по одной простой причине: они занимались так называемой самодеятельностью, то есть не были профессиональными музыкантами. Просто Бог макушку поцеловал, им это было дано. Но чтобы зарабатывать деньги и содержать семью, папе пришлось заниматься бухгалтерским учетом. Поэтому то, что он всю жизнь помогал мне заниматься музыкой – это своего рода компенсация. У него не сложилось, поэтому он очень хотел, чтобы у дочки получилось. За что ему отдельное огромное спасибо, конечно. А дома всегда звучала музыка – пластинки, тогда не было магнитофонов, были пластинки виниловые. Там и сказки звучали, и эстрадные певцы. В общем, музыки было полно. 

Какая сказка Вам больше всего нравилась?

Ю: «Летучий корабль» и «Семеро козлят». Я их знала наизусть. Как мы только врубали запись, я в унисон начинала подпевать, говорить – конечно, всех это дико веселило. А мне было настолько здорово, это самое мое комфортное состояние было – петь. 

То есть начали петь с детских сказок?

Ю: Да, фактически. Даже не помню, с чего это точно все началось, но помню, постоянно – что слышу, то пою. 

А кто был Вашим кумиром в подростковом возрасте?

Ю: Лет с девяти, наверное, очень поздно, начала заниматься на фортепиано. Чтобы поступить в училище – я уже тогда знала, что хочу поступить в училище – нужно было заниматься огромное количество часов в день. И ничего в жизни не существовало, кроме занятий на рояле. Поэтому вся музыкальная культура, которая никак не относилась к музыкальному исполнительству, прошла мимо меня. Представляете, с группой «The Beatles» я познакомилась в 18 лет. Это же катастрофа. А сознание перевернула группа «Metallica» – мне принесли запись, я послушала – вот это был шок. Культурный шок. Ну, и понеслось. 
Вы из Екатеринбурга с родителями переехали в раннем возрасте – в пять лет.

А сейчас часто бываете там?

Ю: К сожалению, не так часто, как хотелось бы. Потому что Москва теперь – это мой дом, место моей работы, которая занимает огромное количество времени. Что касается киномузыки, например, то сейчас я от нее пока отказалась, потому что мне не хватает времени на себя и на ребенка. Это ужасно, когда ты приходишь домой в три часа ночи – ты не видишь ни мужа, ни ребенка – никого. Ложишься спать, просыпаешься – ребенок гуляет, муж ушел на работу. Надо заново валить на студию. Немножко устала я от этого ритма, и решила взять тайм-аут – муж счастлив, ребенок счастлив, все счастливы. Вот поэтому говорить о частых поездках в Екатеринбург не приходится. Сейчас нужно съездить к бабушке, показать ей наконец правнука. В скором времени мы туда и поедем. 

А каким Вам запомнился Екатеринбург из детства?

Ю: Он родной. Он теплый, самый красивый и самый вкусный. Родина. Просто родной, и все. Там мне нравится все, абсолютно все. Люди, которые там не родились и там никогда не жили, приезжают и говорят: «Слушайте, какой-то стремный город. Что-то все такое серое, некрасивое, мрачное». Говорю: «Вы ничего не понимаете, это лучший город Земли».  Читала в Вашей биографии, что в Екатеринбурге Вы с бабушкой ездили в «сады» – там так назывались дачи…  Ю: Да, у нас тут «дачи», а там – «сады». Мы там были, так сказать, на тяжелой работе. Это очень правильно, что мне с детства прививали вкус к труду. Потому что если ты хочешь клубники, возьми ведро – и на грядку. Стой кверху попой, собирай эту клубнику, ешь потом, сколько тебе захочется. Это было очень увлекательно, но очень утомительно. Тем не менее, это самые лучшие воспоминания. Хуже было с насекомыми – я их терпеть не могу, боюсь страшно. В общем, надо было себя преодолеть и насобирать ведро этой клубники. А еще там малина росла, мы ходили по грибы, ловили рыбу – одним словом, вели здоровый образ жизни. 

А сейчас случается, что Вы ходите по грибы? 

Ю: Я не люблю московские леса, потому что, по сравнению с уральскими, они такие заросшие и лес смешанный. А в Екатеринбурге либо сосновый бор, либо березы одни растут – красота невероятная. Там прозрачные леса – в Москве они совсем другие. Ну и сейчас как-то немножко страшновато грибы собирать, если честно. 

А из опыта с рыбалкой расскажите что-нибудь. Какую самую большую рыбу Вы поймали? 

Ю: Там есть маленькая речка «Патрушиха». В ней водятся караси, по-моему. Мы с дядькой ходили, копали червяков и ловили этих карасей. На ужин можно было за несколько часов наловить. Так что там большая рыба не водится. Недавно ездили в Калининград с друзьями. И нас было трое мужчин и три женщины – мужья и жены. И решили мы поехать на морскую рыбалку. Но немножко не учли, что три балла шторма – это все-таки три балла. Катер нам достался очень маленький – речное судно, которое было переделано под морское. И вот мы выехали, идем по морю – море штормит. Половина народу укачало. Приходит матрос с чайником и говорит: «Давайте чайку вам налью». А холод собачий! Сырость везде, крохотная каюта… И Олег, мой муж говорит: «Сейчас чай не наливайте, вот мы встанем на якорь, и нальете». Матрос отвечает: «Подождите, когда мы встанем, будет еще хуже». И вот мы встали. Я в первый раз в жизни узнала, что такое морская качка. Повторюсь: очень холодно, сильный ветер, и болтает нас так… Мама дорогая, очень хочется домой, под одеяло. В итоге поймали мы две трески, сантиметров по 30, наверное. Поймали с горем пополам, причалили, пожарили на углях и были счастливы. 

А вообще море любите? 

Ю: Я первый раз побывала в открытом море на крохотном кораблике, в шторм, в маленький шторм, и поняла, что я безумно люблю море! 

А в плане отдыха? 

Ю: В круизе не была никогда. И честно говоря, не хочется, потому, то мне нравится активный отдых. Я не могу сидеть на одном месте, мне нужно постоянно двигаться, двигаться, двигаться. Вот если проводить параллели с той же самой киномузыкой – да, я сейчас относительно сижу дома. И меня уже потихонечку подмывает заканчивать это. Постоянная жажда движения, хочется все время что-то менять. 

Вы совершали что-то необычное, неожиданное для себя самой? 

Ю: Лет шесть назад мы с Пашей Картаевым летали на спортивных самолетах. Если бы он меня не вытащил, никогда бы в жизни не полетела, потому что я не экстремал. А Паша сказал: «Надо», и мы поехали. С тех пор повторить этот подвиг мне в голову не приходило, но воспоминания остались на всю жизнь, потому что это было очень здорово. 

НАШЕ Радио переехало в новый офис. Вам случалось переезжать из города в город, из квартиры в квартиру. Что в этом страшного, сложного и что – хорошего? 

Ю: Переезд для меня это просто катастрофа! Я тут прочитала, что в Англии есть традиция: невесты, когда выходят замуж, у них платочек висит на правой руке. Для чего? Потому что в стародавние времена, когда девушка выходила замуж, ей было настолько страшно менять обстановку, что она постоянно ревела. С тех пор пошла традиция – с платочком ходить. И я помню, когда я переезжала с одной квартиры на другую, это была бесконечная дилемма – что выбросить, что оставить. Потому что невероятное количество барахла накапливается за годы существования, и все выбрасывать жалко, но в то же время оно тебе совершенно не нужно. И начинаются мучения… Но, с другой стороны, переезд, как любая перемена – это очень здорово. Я не жалею ни об одном своем переезде. 

Вы были пионеркой? 

Ю: Я была пионеркой, меня принимали в пионеры в музее Революции. Единственное, что я запомнила – надо было вот так стоять и держать левую руку – на ней висел галстук – и стоять так нужно было час. Рука отваливается, затекает, холодно, непонятно, чего от тебя хотят, и вот стоишь с этим галстуком. Но потом был сумасшедший кайф, когда ты приносишь этот галстук домой, гладишь, надеваешь, и ты такой весь красивый и взрослый. Вот такие воспоминания остались у меня от пионерской организации. 

А Вы участвовали в пионерских акциях? 

Ю: Я попала в тот период, когда пионерская организация загибалась уже совсем. И это был последний год ее существования. Поэтому никто уже ничем не занимался. Вот как октябренком я была, я помню. Мы собирали макулатуру, делали какие-то хорошие дела, мыли классы, чистили лестницы – в общем, школа нормально на нас зарабатывала и экономила, потому что мы были халявными уборщиками. А пионерия – началось уже совсем другое время, никому это не было интересно. А что такое комсомол, я уже совсем не знаю.  Все советские дети ходили в кружки.

Вы в какие ходили? 

Ю: Это были бальные танцы. Я пришла на первое занятие и увидела девочек в каких-то юбочках, которые делали совершенно страшные, непонятные и уродливые движения. И у меня случился шок, потому что я по-другому представляла себе бальные танцы. Я думала, мне сейчас дадут платье, каблуки, блестки посадят на глаза, сделают красивую прическу – и ты богиня. То, что я увидела, совсем никак не пересекалось с моей мечтой, и я быстренько свалила. Еще ходила в кружок хора. У меня была замечательная преподавательница Раиса Евгеньевна Левина. Недавно мне тут в ЖЖ пришел комментарий: «Скажи, пожалуйста, а не ты ли пела у Раисы Евгеньевны?» Я говорю: «Ну я». Мы пели романсы, у нас там был очень взрослый репертуар. Раиса Евгеньевна приучала нас к высокому, за что ей отдельное спасибо. Конечно, потом был кружок фортепиано. Сперва мне не повезло с преподавателем, и когда я пришла сдавать первый экзамен по фортепиано, то сыграла такую лабуду, что все почесали затылок и сказали: «Это какой-то кошмар. Надо что-то менять», и отдали меня другому преподавателю. И вот уже София Елина меня готовила в Гнесинское училище. Так что музыкальная школа прошла мимо меня. Потом был кружок плавания в нашем бассейне. Там  была отвратительно зеленая вода (во всех голубая, а вот здесь зеленая), и я ее очень боялась. Поэтому оттуда я тоже быстро свалила. Потом была векция художественной гимнастики. В общем, чем я только не занималась! 

А вам приходилось жить в палатке? Может быть, в студенческие годы ходили в походы? 

Ю: В походы ходили, но самое долгое проживание в палатке – на озере в Челябинской области под Екатеринбургом. У нас была традиция: каждый год мы ездили туда на две недели, жили в палатке и вели абсолютно натуральный образ жизни. Вот тебе озеро, вот тебе рыба, вот тебе лес, вот тебе грибы. Плитка газовая у нас какая-то была,  костер. Мне было тогда 15 лет, и парни на меня внимания не обращали никакого – ни в Москве, ни в Екатеринбурге – нигде. А там вдруг появился  мальчик Вася. Уникальный мальчик, потому что знал весь репертуар Высоцкого, играл на гитаре, прекрасно разбирался в живописи, знал физику и математику – вот он меня и покорил. Мы с ним долго еще переписывались, потом я его забыла. 

Как Вы думаете, сейчас Вы бы могли поехать на Нашествие с палатками? 

Ю: С палаткой? И остаться там на три дня? Все зависит от компании, если компания хорошая подберется – да хоть на край света! Но все равно – ты приезжаешь на концерт, и это твое дело, твоя работа, поэтому ты не можешь полноценно расслабиться. К тому же дорога занимает много времени, а мне бы к ребенку побыстрее... все это сопровождается нервами, поэтому я думаю, что нет… но всем советую. Потому что, я думаю, будет классно!  Про Нашествие. В прошлом году оно у нас было одним из самых экстремальных. 

Вы когда приехали и увидели, что там творится за сценой – как реагировали? Испугались? 

Ю: Не испугалась, потому что нечто подобное я в своей жизни уже видела. Чего пугаться грязи, она же не кусается. То, о чем все писали – что это было невероятно экстремальное Нашествие – все это ерунда такая… Дух рок-н-ролла был? Был. Артисты прекрасные выступали? – выступали. Публика зажигалась? – зажигалась. Чего еще надо для счастья? Вот ехали мы весело, потому что в автобусе у нас были отвязные персонажи, совсем невменяемые, и им постоянно нужно было остановиться и сходить в туалет. Их предупреждали – не надо этого делать, потерпите, но как можно угомонить невменяемых людей. И когда мы в последний раз остановились, уже буквально в пяти километрах от площадки, мы поняли, что наш автобус с места не сдвинется, потому что он завяз в песке. Весь идиотизм в том, что вроде дорога сухая, а автобус стоит. Мы пытались его вытащить, вытаскивали полчаса – без толку,  и нас эвакуировали на газелях. А вообще я с таким удовольствием  жду Нашествия, что даже словами не описать. 

А Вы на Нашествии смотрите выступления других групп? 

Ю: Если остается время, то, конечно, да. Но в прошлом году я же была кормящей мамашей в это время, поэтому мне надо было сойти со сцены, пулей переодеться и пулей в Москву. Потому что там ждал ребенок. А в этом году у меня уже больше свободного времени будет. Конечно, посмотрю. 

Какое из предыдущих Нашествий было самым запоминающимся?

Ю: Конечно, самое запоминающееся Нашествие – это самое первое, просто потому что все в диковинку, все в новинку. Помню, что было очень жарко, очень весело. Домой меня просто привезли, потому что такая невероятная усталость была…  

А Ваше первое Нашествие в каком году было?

Ю: Это был 2002 год, в Раменском. 

А в Рязани Вы были?

Ю: Да.  Получается, Вы были на трех основных площадках.

Чем они отличаются?

Ю: Знаете, что самое удивительное? Вот я сейчас вспоминаю: на каждое Нашествие приезжаешь, как к себе домой. Настолько комфортно, что абсолютно не имеет значения, какая обстановка, какое поле и сколько километров от Москвы. Все до боли знакомое, все одинаковое. Все одинаково позитивно и… утомительно, как ни странно. Но потом все эти неприятные моменты – когда ты устаешь, когда с тебя пот градом катится – они забываются. Ты каждый раз едешь туда как на праздник. И каждый раз, конечно, становится очень гордо, что у нас есть такой фестиваль, потому что Нашествие – это у нас фестиваль номер один. 

Помимо отдыха, что еще планируете сделать, успеть за лето? 

Ю: Хочу купить коньки себе. Просто я повернута на фигурном катании, и очень хочется летом покататься на коньках! Все не вовремя! Потом, честно говоря, хочу по-человечески отдохнуть, потому, что накопилось такое количество усталости и недосыпа, что даже и разговаривать порой лень, и отвечать на звонки. Поэтому я думаю, что буду много спать. Надо немного есть, иначе буду толстеть. Буду общаться с сыном и совершенствовать себя как мамаша, потому что материнство вообще – это совсем другое состояние, абсолютно другое. Для меня оно до сих пор в диковинку, потому что если бы я круглосуточно была с ребенком, как любая нормальная мать, то это было бы состояние нормы. Но поскольку у меня нянечка и мамочка, которая помогает, я вот так болтаюсь между работой и домом, и всего мало. Поэтому хочется уже засесть и пообщаться с ребенком по-человечески.

Источник: НАШЕ Радио